Трибуна Ивана Моисеева

[sychbird]

Кластер кооперативов   Космических Интенсивников Ивана Моисеева в большой тревоге. На их поляну вторглись профи из Самарского космического университета.
По действующему законодательству ведомства должны отвечать на обращения и предложения граждан. Ну ЕСНО, там 99,5 % бреда городские кукуи пишут, но отвечать то надо, Вот тут то ИКП и прочие Интенсивники и имеют свою малую толику госфинансирования.
Ан тут самарцы объявились Предстоит бой в Крыму, Крым в дыму.

[Старый]

Предстоит бой в Крыму, Крым в дыму.

Крым не отдадим! (с) Нарышкин сегодня по другому поводу

[Штуцер]

И результатами работы тех, кто и без ГОСТа знали как делать, гордилась вся страна!

Святая простота. Нормоконтроль и военный нормоконтроль были всегда! 

На одном предприятии без ГОСТа знали как делать болт

Ушел в клоунаду.
Как же вы похожи со Старым.
Как две капли перцовки.

А сказать-то вы чего хотели?

То, что сказал.

[Штуцер]

Крым не отдадим! (с) Нарышкин сегодня по другому поводу

Странное заявление.
Ты, как обычно, что то обрезал в цитате.
А что отдадим?

[Старый]

Крым не отдадим! (с) Нарышкин сегодня по другому поводу

Странное заявление.
Ты, как обычно, что то обрезал в цитате.
А что отдадим?

Цитировал по заголовкам информагенств. Что отдадим он видимо не сказал. 
По моей конспирологической теории Нарышкин - замаскированный враг. 

[Штуцер]

Старый, а вот скажи, не заглядывая в гугл, чем аэропланъ отличается от самолёта?

Тем что аэроплан импортный а самолёт наш? 

Самолет существовал задолго до самолетов, а аэроплан до аэропланов - нет.

[Штуцер]

По моей конспирологической теории Нарышкин - замаскированный враг. 

Да он демаскированный враг. Это еще на совбезе выплыло!

[fagot]

По моей конспирологической теории Нарышкин - замаскированный враг.

Мелко берете.

[sychbird]

По моей конспирологической теории Нарышкин - замаскированный враг.

Да он демаскированный враг. Это еще на совбезе выплыло!

В отличии от прочих он был лучше информирован. И ныне повысил свой статус по этой причине.

[Штуцер]

В отличии от прочих он был лучше информирован. И ныне повысил свой статус по этой причине.

Он несет ответственность:
1. Наболтал со страху лишнего на камеру.
2. Если так, как Вы говорите, то.
Не смог донести свою точку зрения, был проигнорирован.

[mihalchuk]

Старый, а вот скажи, не заглядывая в гугл, чем аэропланъ отличается от самолёта?

Тем что аэроплан импортный а самолёт наш? 

Самолет существовал задолго до самолетов, а аэроплан до аэропланов - нет.

М. б., самолёт с моторчиком? Смайлик за Старого:

[Павел73]

Самолет существовал задолго до самолетов, а аэроплан до аэропланов - нет.

Да. И было это слово, емнип, что-то из области речного судоходства, ещё в 19 веке.

[Штуцер]

Самолет существовал задолго до самолетов, а аэроплан до аэропланов - нет.

Да. И было это слово, емнип, что-то из области речного судоходства, ещё в 19 веке.

Оно было и до пароходной компании.

[Иван Моисеев]

Приоритет России в области авиации, в том числе ракетной неоспорим:

 

[АниКей]

в области авиации,

и документальное фото имеется


В

Спойлер

ансамбле Александровского кремля выделяется шедевр каменного шатрового зодчества XVI века – Распятская церковь-колокольня. С ней связана одна из самых романтичных и суровых легенд о первом полете человека на деревянных крыльях.
Исторические источники утверждают, что «смерд Никита, боярского сына Лупатова холоп», смастерив деревянные крылья, обмазал их воском, обвалял в пухе и в присутствии царя, «аки птица», полетел с Распятской колокольни. Полет оказался удачным. Перелетев крепостную стену, Никита приземлился на берегу реки Серой.
Но царь не одобрил подобного. В царском указе об этом было сказано: «Человек не птица – крыльев не имать, а коли кто выдумку бесовскую к рукам приставит противу естества творит. И за сие содружество с нечистой силой отрубить выдумщику голову. Тело бросить свиньям на съеденье, а выдумку после священные литургии огнем сжечь».

Опочинин Евгений
Бесовский летатель

Сохранена орфография оригинального издания, за исключением: буква "ЯТЬ" – заменена на "Е" и буква "ЕР" (твердый знак) в конце существительных мужеского рода – удалена.

(Сказание)

Радостно и ясно всходило солнышко, когда смерд Никитка сбежал с Москвы от своего осударя, боярского сына Лупатова, и навострил свои холопский лыжи к Александровской слободе. Не с тайным изветом на господина, как то часто бывало тогда, не с челобитьем в обиде али неправде, – за великим делом шел в страшную слободу холоп: стать перед очи самого царя и сказать ему слово о нестаточном доселе и неслыханном, чего человеку и вместити не мочно...
И темной, непроглядной ночью стояло перед Никиткой будущее: имет веру Грозный его словам – будет ему великое жалованье, избудет он неволи-холопства, будет жить в чести и богатстве, не имет – застенок и плаха... А жалко помирать в молодых летах! Хорошо на белом свете, на земле, особливо весной...
Шел Никитка, осматривался и дивился. Словно он не мало годов живет на свете, – будет десятка два с лишним, – а никогда до того не видывал такой красоты. Всякая былинка у места, всякая веточка на деревах под-стать одна другой... Ручейки, светлые и студеные, бегут по овражкам, прямо по мурове, блестят на солнышке, отливают местами зеленью, будто кто горстями насыпал в них дорогих измарагдов. И все радуется и светит кругом. Дерева не клонятся к земле, а подняли вверх сучья, и стоят довольныя, радостныя, что настало тепло. На ветках уже набухают почки... Всякая тварь копошится и суетится на только-что оттаявшей земле: тащутся с ношами мураши, жуки какие-то ползут через тропку, торопливо шмыгают ящерицы в сухой летошней некоси-траве. Не сидят без дела и люди: вон, на взгорье неогляднаго поля, виднеются оратаи. Согнувшись, тяжело идут они за своими сохами, а за ними, словно вытягивающийся черный змей, ползет глубокая борозда. А вверху, словно несметное серебро разсыпают на звонкое железо, заливаются переливчатой песнью жаворонки, и светится голубая бездонная глубь неба. Так и мерещится, что вот-вот замелькают в нем белыя крылья ангелов, и раздастся их клир во славу Господа...
Шел смерд Никитка, смотрел в голубое небо и думал: "Хорошо на земле, благолепно, а наверху еще лучше: ни тебе там людей, ни бояр, ни холопей всякому вольно, словно птице, лихо-бы досягнуть".
Стайка журавлей с курлыканьем протянула в вышине. Холоп смотрел им вслед и говорил себе, что будет время, и человек поднимется вот так же в небо и полетит, куда захочет, вольною птицей, а он, Никитка, – прежде всех. Может, не минет и месяца, лишь бы царь его пожаловал, послушал... Станется такое дело не страшен ему будет и господин его, боярский сын Лупатов: улетит он от его батогов туда, где его не достать не только-что боярскому сыну, а и самому Малюте.
Так весь день, наедине с своими думами, шел Никитка, подвигаясь к слободе. Переночевал он у мужика в попутной деревеньке, покормился Христа-ради и опять ударился в ход. Только на другой день к вечеру миновала дорога, и из-за лесу засверкали кресты слободских церквей. Прошел еще – и вся слобода выступила словно на ладони. Запестрили верхи теремов, засветили на солнышке слюдяныя окна, поднялись темныя вышки, стены и кованыя ворота. Сжалось сердце у смерда от смутнаго страха, похолодели руки и ноги.
Темен сегодня Грозный, ничего его не тешит. Звал-было шутов-потешников, скоморохов, да сам же указал проводить их плетьми, и те выскочили от него негорюхой. Сказочникам указал прийти, да не стал их слушать... Чего! В застенок не пошел на пытки, – даром заплечные мастера прождали во всем наряде... Один-одинешенек ходил он из палаты в палату, метался, будто зверь по клетке. Сунулся было к нему Малюта, и на него царь замахнулся палкой, и тот еле унес ноги.
Весть о том, что Грозный незауряд гневен, мигом облетела слободу, и все затихло, будто вымерло разом. Ни песни, ни говора нигде не стало слышно, малые ребята – и те не смели плакать. На что безстрашная опричня, и она разобралась по избам.
Еще пуще замерли все в страхе, когда с колокольни прокатился удар колокола, зовущаго к молитве, и царь, в смирной одежде, появился на высоком теремном крыльце. Кругом его, словно крылья нетопырей, взвивались от набегов предзакатнаго ветра черныя мантии опричных иноков, и последние лучи солнца ложились на них багряными пятнами крови...
И вдруг в тишине, когда замолк призывный звон с колокольни, от ворот по улице раздался и поплыл в вечернем воздухе громкий говор и шум. Царь, уже сходивший по ступеням крыльца, остановился и загоревшимся взором обвел ряды своих людей.
– Тако ли блюдете мя? – с грозящей скорбью выронил он укоризненный вопрос.
И вмиг Иоанн остался один на ступенях крыльца. Мнимые иноки, звеня ножами и саблями под полами ряс и мантий, бросились с крыльца и толпой черной нежити замелькали по улице слободы. Теперь не было скорби на лице царя, – глаза его светились огнем, и в них было нетерпеливое ожиданье.
Шум вдали затих. Замер и топот ног пронесшейся опрични. Царь, опершись на посох, стоял и ждал... Затаив дыхание, замершие недвижно на своих местах, словно истуканы, стояли по сторонам крыльца сторожевые пищальники.
Но вот снова послышался вдали шум и человечий говор. Приливной волной прокатился он по улице, ближе и ближе, и вдруг как-то разом вырос в медленно двигавшуюся толпу. В ней мельтешили черныя мантии лжеиноков и сермяги слободской челяди, а в самой середине бился, вырываясь из рук опричников, какой-то человек в простом холопьем кафтане и овчинной шапке. Человек этот, не покрывая рта, блажил на всю слободу одни и те же слова:
– Царь-осударь! Смилуйся, пожалуй, вели видеть твои светлыя очи! Перед крыльцом толпа остановилась и разом, как один человек, упала на колени. И мигом все затихло. Даже человек в холопьем кафтане сунулся лбом в землю и перестал выкрикивать свое челобитье.
– В чем изловили? – кинул царь тихим голосом в толпу.
В ответ загалдели-было сразу, перебивая один другого, многие голоса, но Иоанн гневно махнул посохом, – и все опять стихло. Тогда Василий Грязной, бывший ближе других к крыльцу, не поднимаясь с колен, сказал:
– Вора и умышленника на твое, великий осударь, здоровье, сторожа твои в воротах изловили... Шел-де до тебя, великий осударь... Сказывал-к тебе слово, а как спрашивали, молвил несбыточное: хочу-де сделать крылья деревяны и летать по воздуху, что птица, для государевой потехи... А станется, не с тем безумством шел он, вор и изменник и на твое здоровье вымышленник! Знать, земщина не дремлет, – не инако – от нея послан... От этих слов, будто угли от ветра, разгорелись царския очи. Иоанн выслушал и, не в силах сказать слово, задыхаясь, подал какой-то знак дрожащей десницей. Но его поняли люди и, мигом сорвав кафтан с пришлаго холопа, за плечи, волоком потащили к крыльцу.
– Чей ты? Кто твои подсыльщики, человече? – через силу спросил царь.
Холоп, стоя на коленях и все еще удерживаемый за руки, безстрашно поднял голову и сказал:
– Из холопей я Лупатова, боярскаго сына, великий царь-осударь! Без подсыльщиков, своей волей, пришел я к тебе с великим делом. Смилуйся, пожалуй, – вели мне сделать крылья деревяны! Хочу аки птица, возлететь для твоей потехи... А станется, не сделаю, что обещаюсь,– укажи казнить меня смертью...
Безбоязненно, словно своей ровне, говорил смерд Никитка, стоя на коленях перед царем в одной домотканной набойчатой рубахе, и смотрел ему прямо в очи. Царь слушал, и гнев, горевший в его глазах, потухал, и рука, державшая посох, перестала дрожать.
– Благо ти, человече! – наконец, тихо выронил Иоанн. – Несбыточно дело, о нем же сказываешь... Но да будет! Узрим, како возлетиши ты, аки птичище крылато, узри... И жалован будеши, аще сотворишь по слову своему...
И с этими словами царь махнул рукой. Разступились люди, державшие Никитку, и он встал с колен.
– Узриши, великий осударь! – смело сказал он царю.
Но Иоанн уже не слушал. Тихо смеясь, он поднимался по ступеням крыльца. Следом за ним, распахнув мантии и рясы, повалила назад в палаты вся опричня. Тщетно звал колокол: не будет нынче покаянной молитвы, – великий пир уготован на ея место...
Прямо от крыльца Никитку отвели теремные прислужники в «черную» поварню и там накормили. На Другой день к нему пришел какой-то человек и сказал ему указ царя, чтобы спрашивал он, смерд Никитка, все, что для дела его надобь, а работал чтобы в собинной избе, других бы изб не поганил.
И по тому указу, беглый холоп Лупатова перебрался в большую избу, очищенную про него на конце слободы. По первому его слову, ему принесли «древ всяких, и досок, и холстов, и гвоздя железнаго, и всякой иной снасти, и резаков, и ножей, и скоблей, и всего, еже для того дела надобь», и Никитка принялся за работу. Времени терять было нельзя: от царя ему указано было: «делать не более яко бы ден с десять, а на одиннадцатый ту птицу деревяну сделать и на ней летать». И работал смерд свою дивную птицу денно и нощно, снимая подобие с «малаго птичища» хитраго дела, которое сделал еще на Москве и которое принес с собою. «А то птичище, егда пущено, летало само, яко-бы суще живо»... Тесал и строгал смерд, выгибал брусья, натягивал на рамы холсты, расписывал их «розными краски», одно к другому пригонял хитрыя колеса, а сам думал: как пожалует его царь за его великое дело, когда возлетит он пред ним превыше облак? Даст ли ему в жалованье пригоршни серебра, камки, сукна алаго цвета, али пожалует в честь-боярство? И того ему, смерду, не надо: лихо бы дал ему осударь на избу, да велел избыть кабалы у Лупатова и отпустил на свою сторону на Шохну... Там не чета Москве: никто тебя не изобидит. Тиунов царских по иной год и не увидишь,– всякому там человеку вольно. Там есть чем и прокормиться, – в лесах зверья, а в Шохне рыбы и не оберешься!
На десятый день доделал смерд свою диковинную птицу, а перед тем в ночи пускал в ход колеса и махал на месте крылами. И такой был от того шум, что сторожа, приставленные к Никиткиной избе, со страху разбежались.
В одиннадцатый день ясное и погожее встало утро. Радостно играющее солнышко слепило глаза. Вся слобода, от мала до велика, высыпала на улицы и слушала бирючей, что скликали людишек идти о-полдень на край слободы к полю и смотреть, как выдумщик некий будет летать на деревянной птице. И спозаранку бежал народ туда, на взгорье, откуда начиналось неоглядное слободское поле. Провезли о дву-конь, на полозьях, хоть уж и давно не было снегу, и диковинную птицу, покрытую «от призора» холстами. Про царя на холму поставили на ковер столец с высокой спинкой, крытый сукном алым, а рядом раскинули шатер: на случай, не было бы дождя. Тут стал у своей птицы и сам «летатель» Никитка, а кругом все холмы и великое поле, пока окинет глаз, залились народом. И пестрели при ярком солнышке многоцветным узором кафтаны слобожан и охотных смотрильщиков из ближних починков и деревень, и сверкали золототканныя ферязи женок, искрились цветными огнями высокие кораблики на их головах.
Говор переливался в народе, слышался смех... Многие указывали на летателя Никитку, а он стоял недвижно на своем месте и, не отрываясь, смотрел горящими глазами назад, в сторону слободы. Лицо его было белее холста, покрывавшаго его невиданную птицу...
Вдруг говор и смех разом стихли. В наступившей мертвой тишине стало слышно, как жужжат, пролетая, проснувшияся от тепла мухи, как где-то вдали бормочет неугомонный ручей... Царский поезд показался из ворот слободы. В золотной шубе, в шапке с окопом из самоцветных камней, ехал на коне Грозный среди своих опричных слуг. А они красовались на статных конях, и горели золотом дорогие чепраки. Бок-о-бок с царем ехал Скуратов-Бельский, по прозванию Малюта. Ласковый, игривый ветерок, набегая, трепал рыжие клочья его бороды.
Подъехав, Иван Васильевич легко спрыгнул с коня прямо на руки кого-то из опрични. Народ всполошился и закричал:
– Здравствуй, царь-осударь! Здрав буди, Иване!
Грозный сел на уготованное место и махнул рукой. И опять все стало тихо. Тут вышел из стоявших кругом царя человек, ударил челом трижды и стал перед ним недвижно. Царь подал знак. Тогда человек подошел к Никитке и сказал:
– Указал тебе великий царь лететь, как ты обещался...
Смерд поклонился, и тут же из-за шатра выскочили двое каких-то людишек, в зипунах, мигом стащили с птицы покрывало, и ахнул несчетный народ, увидав невиданное диво... Широкия холщевыя крылья показались из-под покрывала, хвост как у павлина, впереди - долгая шея и голова птичья с ястребиным носом, а внизу, где туловище, – всякия колеса...
Двое людей подсадили Никитку. Влез он на свою чудную птицу, ухватился за веревки, задвигал ногами, и вдруг, не успели все еще ахнуть, как зашумели, забились крылья, и она начала подниматься. Вот чудная птица сравнялась с молодой березкой, а вот уж и высоко над нею и пошла выше и дале, шумя своими крыльями...
Не отрывая глаз, смотрел народ, волнами переливался с места на место и дивился без конца. Смотрел и царь, поднимая вверх голову, и на устах его была неразгадываемая усмешка. А смерд Никитка на дивной птице пропал из вида, скрывшись за слободой. Долго его ждали, а пока-что, к царю подошел чернопоп некий и стал сказывать, что тот смерд Никитка и дело его – «от нечистой силы: человек-бо не птица, крыльев не имать... Аще ли же приставить себе аки крыле деревяны, противу естества творить»...
Царь слушал, и усмешка не сходила с его уст. Но вот опять, теперь с другой стороны, показался летатель. Он летел, подобен страшной, невиданной птице, на своей «выдумке», и люди шарахались в страхе, когда она шумела у них над головами. А вот он стал и опускаться. Реже машут крылья, тише и ниже полет. Вот летатель скользнул к земле с своей птицей, взрыла она колесами мягкую талую землю и остановилась...
Никитка подошел к царскому месту и упал на колени в ожидании жалованья за свое великое дело. И поднялся Грозный и сказал:
– Благо ти, человече! Истинно несбыточное соделал, и несть тебе жалованья на земли... Гей, Малюта! – крикнул вдруг царь и захрипел, и затряс бородою...
– И охнул весь несчетный народ единым вздохом... А Малюта уж тут как тут. По-волчьи схватил он «бесовского выдумщика» за горло...
И отрубили голову на плахе смерду Никитке за то, что «творил противу естества, от нечистой силы». Лежа под топором, он все порывался оборотиться лицом к небу. А там, в голубой бездонной вышине, летели журавли и курлыкали свою вольную песню...
«Бесовскую выдумку» тут же, на поле, спалили огнем.

[свернуть]

[АниКей]

, в том числе ракетной

1483 - Ван Гу (Wan Hoo). Первый (но мифический) полёт на ракете.

Спойлер

Сразу скажу, что в полёт китайца я не верю. Факты не слишком достоверны, полёт в описании выглядит, как самоубийство экзотическим способом.
Миф выглядит так:
Давно, на 19-м году царствования императора Чжу (8-й император династии Мин правивший с 1464 по 1487), молодому мандарину (так звались мелкие чиновники) Ван Гу Цзиньтао захотелось лететь. Сел он в бамбуковое кресло, привязал к нему 47 пороховых ракет и два змея (воздушных) взял в руки и скомандовал слугам - "поджигай!" 47 слуг подожгли 47 ракет... а когда дым рассеялся, уже никого и не было в наличии. То ли улетел, то ли рассыпался на мелкие фрагменты. Версий много. Иногда слуга один, иногда двое, иногда "много". В последние годы выяснилось, что ракета-то была двухступенчатой! То есть сначала он взлетел штатно, а уж потом сработала 2-я ступень и возник огненный шар, хорошо нам известный по ракетным катастрофам. Плохо то, что источники информации все находятся в пределах XX века и далее вглубь имеется некая устная легенда, которая вполне может оказаться народным творчеством, причем не исключено, что творчество тоже было в пределах XX века. Видимо, самым ранним упоминанием о Ван Гу была заметка в пекинской газете "Нинся Жибао" в 1902 г. Потом это перепечатал американский журнал Scientific American 2 октября 1909 г.
Статейка сообщала о легендарном мандарине Ван-Ту, который примерно в 1500 г до н.э. соорудил воздушного змея из бамбука, снабдил его 47-ю пороховыми ракетами и предпринял попытку полёта. 47 слуг одновременно подожгли ракеты. И более этого мандарина никто не видел.
Разберём сообщение. Дата является совершенно фантастичной. Тем не менее многие историки так и оставили, причем буквально рядом говорилось, что первые ракеты появились лишь в 13 веке (28 веков спустя!). Другие историки поступили проще: слова "до н.э." убрали и получилась вполне пристойная дата - 1500 год. Вот такие разбросы!
Теперь имя. "Мандарин Ван-Ту". Ван - это и есть мандарин, титул, который значил принадлежность к властным структурам, а то и просто обозначал уважаемого человека. Осталось у нас "Ту", которое при ближайшем рассмотрении прочиталось, как "Ху". Таких имён писать в СССР не рекомендовалось и его стали именовать "Гу". Не исключено, что на самом деле его звали ещё как-то, причём весьма непохоже. Поясню: в Китае 95% народа - китайцы с общим названием "хань". Но хань - хани рознь! В Китае множество диалектов, причем столь отличных друг от друга, что общего разговора не выйдет. Но иероглифы на любом диалекте доносят смысл совершенно одинаково. Скажем, если иероглиф представляет собой условное изображение когтей, ног и сердца, то любой китаец поймёт это как "когти так вцепились в сердце, что ноги подкосились". У нас это называется - "влюбился". Но в зависимости от диалекта произнесёт он это слово по разному! Так что, пока мы не узнаем хотя б, в какой провинции состоялась попытка полёта, то и не узнаем, как имя звучит. Заодно надо знать и дату, потому что язык тоже менялся. Но и этого мало. Все восточные языки полифоничны в отличие от европейских монофоничных. То есть: слово "Ту" на русском языке, как его ни произноси, имеет только одно понятие - в данном случае имя пилота. В китайском же, в зависимости от высоты тона, оно может обозначать совершенно разные вещи. Что интересно - в результате ВСЕ китайцы имеют музыкальный слух, а европейцы - увы, нет (в том числе и я).
Теперь о результатах полёта. Даже это неизвестно. Мне встречались 3 версии: 1) улетел на небо. Это вполне возможно, если рассматривать весь полёт, как красивый миф. 2) пролетел несколько километров (чистейшая выдумка) и 3) погиб при взрыве ракет. Это самый вероятный итог, если б попытка была реальной. Но была ли она? В легенде говориться по-восточному витиевато: "Поднялся большой дым, а когда он рассеялся, мандарина на месте не оказалось". И к этому надо добавить ещё: хотя смысл иероглифа в целом понятен, но трактовка его могла быть весьма вольной, причём привнесение элементов собственного вымысла всегда одобрялось.
В связи с чем уже в пределах XX века родилось множество версий мифа, например:
"Китайский Королёв" - доктор Цзян так рассказал легенду, полученную им от своего советника Ван Шизхуо:
Это было в 19-м году правления императора Чжу династии Мин. Был молодой человек из богатой семьи по имени Ван Ху. У него была хорошая возможность карьеры, но он не был заинтересован сдавать вступительные экзамены на официальные должности, потому что ему не нравилась официальная карьера, а нравилась наука. Он главным образом интересовался изготовлением пороха и ракет. Он мечтал отправить человека в голубое небо, чтобы тот как птица окинул взглядом весь мир. Для этого он хорошо подготовился к полёту.
Однажды он взял два больших воздушных змея и приделал плетеные кресла к которым крепились 47 больших ракет. Тогда он приказал своим слугам, зажечь первую связку ракет. Один слуга вышел вперед с факелом и сказал ему горько: ". Мой господин, я действительно боюсь"
Ван Ху спросил его: "Что ты боишься?"
Слуга сказал: "Если вы не сможете подняться на небо, я боюсь, что вы можете потерять свою жизнь".
Вань Ху рассмеялся. Он сказал: "Летать была наша китайская мечта в течение тысяч лет. Сегодня я хочу открыть для себя новый способ знакомства с небом, даже если бы я мог быть разорван на куски. Вам не нужно бояться. Просто зажечь ракету! "
Его слуга должен был следовать его приказу и зажег факел.
"Бах, бах!" Огромный взрыв, летательный аппарат был окружен густым дымом и пламенем. Мгновенно летающее кресло взлетело и оказалось в небе.
В то время как толпа приветствовала старт, второй ряд ракет зажигается автоматически. Неожиданно большой взрыв произошел в небе. Летающее кресло превратилось в большой огненный шар, Ван Ху выпал со стула, но все еще держал в руках два огромных воздушных змея. Он упал на холме Ван Джайшан.
Эта история доказывает, что Китай является первой страной, которая изобрела и разработала двухступенчатую ракету.

А у меня есть целых 2 версии. Выбирайте.
Версия 1
16 августа 1900 г у окна дешевого номера одного из пекинских отелей, прячась за портьерой, стоял человек и смотрел, как проходят победители - американцы в широкополых шляпах, усталые запылённые русские, дотопавшие до столицы от самого Амура, мрачные немцы, потеющие под касками, беззаботные французы, итальянцы, японцы, англичане. Экспедиционный корпус снял осаду с посольского квартала, император бежал, боксёрское восстание потерпело поражение, иностранцы вновь хозяева в Китае. По тому, как человек разглядывал захватчиков, было понятно, что он - из проигравших, только что спрятавший свою винтовку, не сегодня-завтра его схватят, если он немедленно не покинет столицу, чтоб где-нибудь в Сычуани затаиться простым возделывателем знаменитой капусты. Был ли это рядовой боец Да-дао-ху («Общество большого ножа») или сам принц Дуань-ван, нам неведомо. Человек бормотал себе под нос что-то о том, что китайцы самый умный и трудолюбивый народ на свете, что и порох изобрели они, а вот воевать не любят и не умеют. Всего лишь четыре сотни солдат держали оборону посольского квартала целых два месяца против армии многомиллионной страны, выстояли, дождались регулярных войск и вот в очередной раз китайский народ унижен и будет наказан. Где-то послышался взрыв. То ли последние боксёры уходили с боями, то ли был уже салют в честь победителей. Человек сказал сам себе горько: "И ракеты и пушки изобрели мы, до каких же пор..." Он быстро сел за стол, достал кисточку, аккуратно взял на кончик капельку туши и вывел первый иероглиф. "Мы сменим оружие. Пишу-то я лучше, чем стреляю. Что же мне такое рассказывали в детстве... человек, который летал..., нет, иностранцы летать умеют.... А на ракетах? Пожалуй, что нет. Пусть первым человеком, летающим на ракете, будет китаец, это будет справедливо." Человек быстро заработал кисточкой, рисуя иероглифы.

Версия 2.
Ван Гу, вытянув вперёд руку, смотрел на облака сквозь растопыренные пальцы и шевелил губами, считал. Скорость верхнего ветра была хорошей, но возле самой земли, пожалуй, еще недостаточна. Но скоро ветер усилится. Он сделал знак слуге. Тот неторопливо приблизился. Спрашивать не имело смысла - медлительный, с достоинством поклон слуги означал, что всё готово. "Что сделаешь ты, когда я подам этот знак?" - резко спросил Ван Гу, сделав жест. "Я и Линь быстро подожжём нижний ряд ракет, от края к середине и упадём на землю, закрыв голову" - неторопливо ответил слуга. "Вас ждёт награда" - сказал Ван Гу и посмотрел на вертушку, крутившуюся под напором ветра. Достаточно, пожалуй, нет сил уже ждать. Но он медлил. "Господин, - внезапно подал голос слуга, - откажитесь от безумства. Вспомните, что говорил Кун-Цзы о безрассудных поступках. То, что задумано, невозможно сделать. Нам будет плохо без тебя." Ван Гу усмехнулся и ответил словами того же философа: "Когда вам покажется, что цель недостижима, не изменяйте цель - изменяйте свой план действий". Жестом отослал слугу.
Подошёл Ученик, бледный от волнения. Ван Гу заговорил первый: "Молчи. Не вздумай меня отговаривать. Надо решиться. Страна опять стала богата и полна народа. Значит, с севера опять придут варвары, чтобы нас ограбить. И опять у нас не будет оружия. Варвары не бояться смерти, но они суеверны, они не будут сражаться с человеком, который летает на огненном драконе. Надо научиться летать. Я готов попробовать." Ученик тихо сказал, всё еще надеясь уговорить отказаться: "Если взять три или четыре змея, возносящая сила увеличится, ракет понадобится меньше". Ван Гу резко ответил: "Я пробовал. Змей падает на бок, им нельзя управлять". Хлопнув Ученика по плечу, он зашагал к аппарату, к тонкой прямоугольной плите из бамбуковых реек, обтянутой шелком, с двумя рядам пороховых ракет. Сел на циновку, укреплённую в центре, упёрся ногами в колышки, потянул за верёвочки. По обе стороны закачались тонкие пластины, которые спустя четыре века заново изобретёт Эсно-Пельтри и назовёт элеронами. Ван Гу подал знак. Далеко впереди слуги подняли двойной воздушный змей и начали выводить его на высоту. Первый в мире коробчатый змей, который заново изобретёт через четыреста лет австралиец Харграв, резво пошёл вверх. Аппарат неспешно пополз по песку, но змей не смог увлечь его за собой. Изобретатель взмахнул рукой. Двое слуг с факелами на длинных бамбуковых шестах бросились к нему и быстро провели огнём по торцам ракет. Взревело пламя и аппарат, путаясь в верёвках, рванулся вперёд и вверх. "Поехали" - громко крикнул Ван Гу, но его никто уже не услышал в грохоте взрыва.

Мы вряд ли узнаем правду - кто был первым человеком, летавшем на ракетах. Например, турок Челеби, живший на два столетия позже, скорее всего летал, хотя и тут есть сомнения. Но про Челеби узнали много позже, где-то в 1976 г и его подвиг был интересен только историкам. Ван Гу же был символом пилотируемой космонавтики, такой же, как Икар для авиаторов. В 1965 г АМС "Зонд-3" сделала хорошие фотографии обратной стороны Луны. В 1966 СССР подал заявку на присвоение имён открытым объектам. Один из кратеров был назван именем Ван Гу. В 1970 названия были утверждены Международным астрономическим союзом. Интересно, что к этому времени китайцы из лучших друзей ("Русский с китайцем - братья навек, крепнет единство народов и рас...") превратились в злейших врагов ("Мы нанесём им, если будет надо, ответный термоядерный удар...").

[свернуть]

А на китайском космодроме Сичан стоит вот такой памятник:

[Штуцер]

Приоритет России в области авиации, в том числе ракетной неоспорим:

Весьма недостоверная информация. При всем уважении к Ивану Васильевичу, бочка пороха стоила дорого.
В прейскуранте Григория Лукьяновича было много других, более дешевых способов.

[Павел73]

Приоритет России в области авиации, в том числе ракетной неоспорим:

Весьма недостоверная информация. При всем уважении к Ивану Васильевичу, бочка пороха стоила дорого.
В прейскуранте Григория Лукьяновича было много других, более дешевых способов.

Так не бочка, а бочонок наверно. Много ли надо, для полета?

[Штуцер]

Так не бочка, а бочонок наверно.

Верховный Главнокомандующий сказал: "Бочка". Точка.

[Павел73]

Так не бочка, а бочонок наверно.

Верховный Главнокомандующий сказал: "Бочка". Точка.

Мог и оговориться. Или художественно преувеличить.