Первые на Луне.

[Denny]

«...среди пяти тысяч почётных гостей присутствуют президент США и действующий вице-президент Спиро Агню... Почти три тысячи пять сот представителей прессы, включая нас! К сожалению Анатолий Добрынин, наш полномочный посол в США, не смог присутствовать на запуске и вынужден был отклонить приглашение...»
Не было в Звёздном Городке, в Москве, а может даже и во всём СССР никого, кто не слушал бы в этот момент радио. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, шестнадцатое июля, двадцать минут девятого по времени Москвы. Прямой эфир, которого могло и не быть... Лишь в самый последний момент, чуть ли не за сутки до дня запуска, Сергей Лапин, директор-распорядитель ТАСС, в личном разговоре спросил об этом Леонида Ильича Брежнева. Лапин предложил ограничиться короткой информационной вставкой в вечерних новостях, хотя точно знал, что транслироваться запуск будет на шесть континентов; по предварительным подсчётам аналитиков в одних только США смотреть трансляцию будут более двадцати миллионов человек! 
Может даже и больше.
Выслушав это, Брежнев долго думал, постукивая пальцами по лакированной дубовой крышке стола. Ответил потом так же неторопливо, растягивая слова:
- Это же полёт на Луну! Пускайте напрямую... но ограничьтесь одним только радио. 
Лапин всё понял и без разъяснений – ни к чему народу лишний повод для восхищения идеологическим врагом. И в тот же момент он подумал, хотя и не признался бы в этом даже самому себе, а уж тем более кому ещё, что именно сейчас Соединённые Штаты ему врагами и не кажутся. Всё-таки даже его, матёрого партийного бонзу, проняла грандиозность момента. Полёт на Луну. Просто полёт на Луну.
Уж тем более США не воспринимал врагами Алексей Леонов, сидящий вместе с людьми из персонала ЦУП возле «Ригонды-102» в комнате отдыха. Грандиозность момента слишком велика. Тут уж не до вражды.
«...сам же Ричард Никсон присутствовать не смог, но он тоже смотрит трансляцию.  Уже было объявлено, что следующий день будет выходным...  В округе самый настоящий ажиотаж – более пятисот тысяч туристов прибыли, чтобы посмотреть на полёт своими глазами! Как нам известно, многие из них провели сегодняшнюю ночь на пляже! Уму непостижимо!»
Даже репортёр постоянно сбивался с официального тона. Даже он проникся. Леонов готов был поспорить, что по приезду тому ещё достанется, но когда он будет этот приезд? А сейчас единственным в нём чувством, помимо грандиозности, которое временами брало над торжественностью момента, радостью верх, была зависть. Не чёрная и не белая, не злая и не добрая. Но однозначно едкая. Не шкурная – слишком уж низко, не зависть коллеги, не зависть иностранца... зависть Человека к Человеку. Зависть Второго к Первому. Именно сейчас, за несколько минут до старта, Леонов осознал, что забег проигран и он, его страна, в этом забеге на втором месте.
Но спустя мгновение-другое он понимал, что это всё совершенно неважно. Ведь то, что произойдёт – важный шаг не только для США, но и для всего мира, значит нечему тут завидовать, хотя и хочется.
«...взяли с собой памятные медали, в том числе и посвящённые погибшим советским космонавтам: Юрию Гагарину и Владимиру Комарову. Дорогие радиослушатели, последние приготовления заканчиваются! Скоро будет запуск!»
Леонова немного затрясло словно это он сейчас находился там, в пошатывающейся от ветра многотонной ракете? словно бы это он сейчас докладывал в ЦПУ о том, что все электрокабели отключаются по плану, слыша жужжание и лязг пневморазъёмов...
«...Десять! Девять!»
Двигатели включаются за девять секунд до контакта – они не сразу выходят на режим. Леонов представил себе нарастающие вой и жужжание. Он вцепился бы в ручки стула, если бы у его стула были ручки, потому что почти воочию ощутил, как на пару-другую сантиметров (такая малость, но её невозможно не почувствовать!) начинает подниматься ракета, медленно дрожа, словно бы она тоже волнуется перед полётом...
«...Пять! Четыре!..»
Леонов закрыл глаза. Вот, тяга двигателей превысила вес ракеты, начинается подъём и возможно лучшее приключение в твоей жизни... а там, где то внизу отстреливаются кабеля подпитки кислорода и водорода, осыпается многотонная наледь, трубопроводы рывком отъезжают в сторону...
«...Ноль! Контакт подъёма!»
Взрыв пироболтов, отделяющих ракету от стартовых опор, «стола» – завершающий штрих, ощутимый даже внутри, в тряске и шумах. Им, тем, кто стоит там, прессе, зрителям, кем бы все они ни были никогда не понять этих ощущений. Для них ракета стартует обманчиво тихо, обманчиво плавно. Для космонавта взлёт – симфония лязга, рёва, тряски, нарастающих давления и перегрузок, ещё бы, ведь три миллиона деталей, тысяча километров проводов, полмиллиарда долларов отправились в заоблачные дали! Пять двигателей первой ступени сжигают десять тонн топливной смеси в секунду!
«Мы стали свидетелями грандиозного события, товарищи! Ура! Ура! Она ушла в небо, как это прекрасно!»
Леонов открыл глаза, улыбнулся, утёр со лба пот и сказал окружающим его людям:
- ЦПУ, полёт нормальный...
По их взглядам он понял, что ощущают они почти то же самое что и он. Олег Макаров, тоже бывший в комнате отдыха, улыбнулся Леонову в ответ. 
- Вот и всё. Полетели!
Именно здесь зависть оставила Леонова окончательно.
Прямой эфир прервался на новостную передачу. Макаров подошёл к радиоле, чтобы выключить её. Оно и понятно – самое время отправляться по домам.
Он и отключил бы радиолу, если бы совершенно внезапно новостной выпуск не прервался. Снова заговорил корреспондент, проводивший прямой эфир, голос его дрожал и прыгал:
«Товарищи! Нам передают, что... На этапе работы второй ступени... Пресс-секретарь НАСА сообщает прессе последние новости, мы словно бы видим всё своими глазами! Ракета... её...»
Леонов и Макаров переглянулись. Конечно, иначе и быть не могло – за время, прошедшее с запуска, ракета уже успела улететь километров на пятьдесят вверх и более чем на двести от площадки запуска.
- Отказал двигатель? – деловито предположил Леонов
Макаров кивнул и нервно облизнул губы:
- Скорее всего. Но...
«Мало что пока можно сказать, но... нам передают, что один из двигателей второй ступени отключился раньше!  Второй тоже! Кажется, что-то пошло не так!!! Ракета... она летит не так, как должна!»
Это Леонов представлять себе не хотел, но поневоле он ощутил это... Подавляемый страх, Обречённую решимость. Космонавты пытаются сделать хоть что-то.
«Из Центра Управления Полётами нам передают, что тщательно изучают данные... Офицер по безопасности  докладывает на прямой связи...»
- Да что они смогут-то, если ракета уже... - Макаров махнул рукой. – И что они сделают-то?
Леонов его понимал. Космонавты, запертые в головном модуле, не могут ничего сделать, способные лишь наблюдать за тем, как отказывают системы. 
Двигатели второй ступени проработали мало. Слишком мало. Даже для «Сатурна-V», крайне выносливого и устойчивого. Полёт продолжаться не может. Космонавты должны спасать себя.
«Ракета падает! Она падает в океан! Что же будет с космонавтами?!»
Девушка-секретарша, слушавшая эфир вместе со всеми, вскрикнула. Упала в обморок. Её сразу же переложили на диван. Кто-то быстро набрал стакан воды, попрыскал ей в лицо. Она очнулась бледная, испуганная. Сразу же заплакала.
«Из ЦУП передают, что головной модуль отделился от ракеты! Сработала система аварийного спасения!»
Не-космонавту трудно понять, что слово «эвакуация» в данном случае – это не простое падение с парашютом, о нет. Эвакуация во время неудачного запуска – это резкий рывок твердотопливных двигателей, которые с дикими перегрузками уводят пилотируемый отсек от вышедшей из-под контроля ракеты.
«Он переворачивается в воздухе, но падает отдельно... Товарищи, что же это такое! Парашюты... первый, тормозной, как сообщают из ЦУП... раскрылись три основных, раскрылись! Капсула опускается в океан! Ракета... её ... , она рассыпается на чисти, она падает! Она падает прямо в воду!»
Макаров и Леонов переглянулись и выдохнули. Оба подумали о схожих вещах.
Леонов – о том, что космонавты выжили и это хорошо.
Макаров же сказал немного отстранённо и с холодцой:
- Хорошо, что в воздухе всё началось. Не рванула на старте. И двигатели не отказали сразу после взлёта. 
Персонал ЦУП понял его слова правильно: не было в них никакого цинизма, лишь холодный профессиональный расчёт. Взрыв ракеты на старте равен взрыву маленькой ядерной бомбы, в пару килотонн. Падение её на твёрдую поверхность в первые секунды после старта – немногим хуже.
«К капсуле уже идёт десантный корабль флота США! Нам передают, что от причалов округа уже отплыло целое множество катеров, яхт и лодок – простые американцы хотят помочь космонавтам! Мы не можем этого видеть, но местные радиостанции передают, что туристы и местные, смотревшие взлёт, все они хотят помочь космонавтам и пытаются прорваться к ним! Дороги забиты, прорваться невозможно! Какая самоотверженность, ведь они даже и не могут видеть ракету! Но помощь уже не требуется – десантный корабль взял капсулу на борт...»
Корреспондент успокоился.
- Всё... все уже хорошо?.. – спросила девушка-секретарша, упавшая в обморок.
- Да, конечно. Спасли, - ответил Леонов. – Всё будет в порядке.
Девушка расслабленно выдохнула:
- Слава богу... - и снова расплакалась, а затем, поднявшись с дивана, выбежала из комнаты.
«...и хотя запуск окончился неудачей, но можно сказать: хорошо, что космонавты живы! Ричард Никсон уже сейчас передал, что за проявленное мужество и профессионализм всем членам экипажа корабля «Аполлон 11»: Нилу Армстронгу, Майклу Коллинзу  и Эдвину Олдрину будут присуждены награды...»
Не было в Звёздном Городке, в Москве, а может даже и во всём СССР никого, кто не слушал бы в этот момент радио.
Леонид Ильич Брежнев не был исключением. Сидя в своём кабинете он, как и многие, переживал за космонавтов, хотя и не так, как те самые многие. Есть множество вещей, которых лидер государства позволить себе не может, и тёплое отношение к идеологическому врагу, какими бы грандиозными ни были его свершения, относится к их списку.
Отключив радио, Леонид Ильич откинулся на кресло и задумался. Ничто в тишине кабинета не прерывало его размышления. Даже тиканье дорогих часов, даже едва-едва доносящийся из-за окна шум. Брежнев размышлял не менее десяти минут, обдумывая многие аспекты томившей его идеи. В конце концов он кивнул сам себе, опять же, неторопливо шевельнул плечами и протянул руку к телефонной трубке.
- Алло, - генсек почмокал губами – старая рана в челюсть давала о себе знать. – Сергея Павловича мне...
Щелчок переключаемой линии. Гудки. Ждать пришлось секунд тридцать – видимо хозяин кабинета был далеко от телефона и не мог подойти быстро. Оно и понятно – инвалид.
В конце концов Леонид Ильич услышал короткое и тихое:
- Слушаю вас.
- Товарищ Королёв... вы видели?
Пару секунд из трубки доносилось лишь тихое дыхание Сергея Королёва. Затем он ответил, снова коротко и тихо:
- Да.
- Что вы по этому поводу имеете сказать?
- Мы... - Королёв закашлялся неприятным, влажным кашлем. – Мы не предвидели этого, - говорил он медленно, ничуть не лучше, чем сам Брежнев, тот относился к этому с пониманием и терпеливо ждал. – Изделие американцев – чудо инженерной мысли, это невозможно не признать. По нашим расчётам Сатурн-5 мог вынести очень многое, но... 
- Что они теперь будут делать?
Королёв снова ответил не сразу. Может быть потому что думал. Может быть потому что пытался собраться и говорить нормально – он стеснялся проблем с дикцией.
- Следующий полёт... не сразу будет. Точно не сразу. Они теперь будут опасаться. И разбираться, - Королёв подумал, и добавил. – Долго.
Генсек кивнул, соглашаясь с Королёвым.
- Вот и хорошо. Значит у вас есть время, Сергей Павлович. Ваш проект, этот Н-1... не стоил этого всего на фоне американского Аполлона, как по мне. Не успели бы мы. Не обижайтесь, конечно.
Королёв не ответил.
Брежнев продолжил.
- Но теперь... У вас почти всё готово, я знаю. И если они не успели – значит успеем мы. В следующем году, к годовщине октябрьской революции, к седьмому ноября. Первый человек на Луне будет гражданином СССР. Разве это не прекрасно? – Брежнев не стал ждать ответа. – Вот и я считаю, что прекрасно. Справитесь, товарищ Королёв?
- Да, - тот ответил без промедления.
- Вот и замечательно. Всё необходимое будет утверждено прямо сейчас, приступайте так скоро, как сможете. Американцы... - Брежнев хохотнул. – Они не смогли быть первыми. Они упустили свой шанс. Значит, первыми будем мы!

[Denny]

Королёв вызвал Леонова и Макарова на разговор через три месяца после звонка генсека. Для обоих космонавтов это было крайне удивительно – Королёв уже давно, после операции, во время которой едва не умер, больше трёх лет, никого, кроме начальников подразделений и командиров, лично не принимал.

Их отвезли в город Калининград Московской области, где располагался легендарный ОКБ-1, возглавляемый лично Королёвым. Космонавтам пришлось ждать в приёмной. Что-то писал, сидя за столом, секретарь. Воздух был чист и свеж, но всё равно казалось, что пахнет красной расстеленной ковровой дорожкой и богатым паркетом. Тикали часы. Посетители к Королёву не приходили, так что совершенно непонятно было к чему такое ожидание.

Леонов спросил у Макарова достаточно тихо, чтобы не услышал секретарь:

- Это по поводу... Луны, да?

- Наверняка, - сухо кивнул Макаров.

- Ты думаешь?

Леонов не стал продолжать – Макаров всё и так понял, он не стал отвечать, лишь неопределённо пожал плечами и развёл руками, оставляя Леонова среди его догадок. Тому просто ничего больше не оставалось, кроме как сменить тему. Космонавты, достаточно хорошие знакомые уже несколько лет, ещё с продолжительных тренировок по программе 7К-Л1 «Зонд», обсудили последние новости, поговорили о семьях, о друзьях друзей, но разговор быстро завял и они погрузились в молчание. Обоим было о чём подумать.

Макарову – о том, что после того самого «Зонда-7» большинству уже стало понятно, что СССР активно участвует в лунной гонке. А уж после последних неприятностей у американцев, когда вдруг неожиданно началась активная суета в верхах, работа в три смены на производствах... знающему человеку все говорило о том, что, похоже готовится посадочная экспедиция. Макаров очень чётко понимал, что его стране теперь придётся идти до конца – просто так уже не отступить, не отказаться, население не поймет, и всё это с достаточно большим шансом провала.

Леонов тоже знал, что сразу же после неудачи с «Аполлоном-11» в советской лунной программе начались какие-то подвижки – массовые переводы персонала, зачастившие на космодром комиссии, взъерошенные начальники подразделений... странно, ведь Брежнев, в отличие от Хрущёва, ранее сильного интереса к Луне не проявлял, не выделял достаточного финансирования. Неужели решил воспользоваться шансом? Очень, очень странно. Когда казалось, что СССР почти признал своё поражение в лунной гонке...

Леонов степенно провёл ладонью по редеющим волосам, скрывая волнение. Неужели? Вот так вот просто – неужели? Очень непохоже на стареющих, втройне осторожных руководителей. Он до сих пор помнил с каким трудом удалось совершить запуск «Зонда-7А»: лишь только благодаря заявлению, написанному в Политбюро СССР, с подписями членов обоих экипажей и активной поддержке Королева и других Главных Конструкторов... Запуск все же состоялся! И пусть даже это был простой облёт, пусть советские космонавты увидели Луну с расстояния в тысячу километров, пусть всего через неделю американский «Аполлон-8» потом вышел на орбиту Луны и совершил там десять витков и астронавты видели спутник Земли с гораздо более близкого расстояния, пусть... Главное, что советские люди были первыми. Несмотря на то, что Леонов был во втором экипаже, запасном, как и Макаров, он всё равно по праву ощущал причастность к этому полёту.

Полёт прошёл успешно, даже несмотря на возникшие неполадки с системами электропитания и связи... Однако это только доказало пользу экипажа на борту, ведь экипаж смог устранить все нештатные ситуации своими силами, а в автоматическом полете эти неполадки однозначно привели бы к срыву задания.

Молчание затянулось.

- Видимо, хотят, - Леонов снова провёл ладонью по волосам, чувствуя желание поговорить.

Макарову наоборот, говорить не очень хотелось. Он молчал.

Они прождали почти целый час. Секретарь уже успел закончить писать какой-то свой документ, после этого он вошёл в кабинет, пробыл в нём несколько минут и затем вышел со словами:

- Макаров Олег Геннадьевич, Леонов Алексей Архипович – входите.

Космонавты встали. Макаров, уже знакомый по работе в ОКБ-1 лично с Королёвым, вошёл сразу. Леонов задержался, чтобы оправить свою форму лётчика, а затем вошёл тоже.

...Воздух. Это заметил бы любой, вошедший в кабинет главного конструктора. Воздух в нём был спёртый несмотря на то, что лес был рядом, буквально в двух шагах – нужно лишь открыть окно, чтобы комнату заполнил чудный аромат зелени и листвы...

Но Королёву не мешали духота и спёртость. Он словно и не замечал всего этого, работая над документами почти в полумраке за своим рабочим столом. Кабинет его был похож на склеп. Простые стулья, несколько шкафов с книгами, ученическая передвижная доска с кусочками мела рядом и креплениями для чертежей – всё показывало, что гостей здесь принимают редко.

Космонавты долго стояли на ногах, он не обращал на них внимания, и если для Леонова такое отношение было в новинку, то Макаров, работавший с Королёвым достаточно давно, к этому привык.

Королёв и раньше был достаточно замкнут, нелюдим, пессимистичен – не прошли даром обвинения во вредительстве, арест, пытки и ссылки. Сломанная при допросе, неправильно сросшаяся челюсть мешала Королёву широко открывать рот: он не мог нормально есть, не очень хорошо говорил и очень этого стеснялся. Но после 1966 года, когда во время операции по удалению саркомы Королёв едва не умер, он изменился ещё сильнее. Оперировавший врач, очень опытный и заслуженный, когда состояние больного внезапно ухудшилось запаниковал: он не знал о переломе, и оказалось, что вставить в трахею дыхательную трубку не выйдет. Работая в спешке, он попытался сделать трахеотомию, но это ему тоже не удалось. Королёв был на волосок от смерти, но врач, наконец взяв себя в руки, совершил почти невозможное: ему удалось снова сломать ему челюсть и наконец интубировать трахею. Королёв выжил. Но даже спустя три года, пережив самый острый послеоперационный период, говорить ему было до сих пор очень трудно.

Это стало видно, когда Королёв наконец поднял голову от бумаг и сказал:

- Здравствуйте, товарищи.

Голос у него был хриплый, неприятный, говорил он очень невнятно.

- Вы знаете, зачем я... - Королёв закашлялся и долго прочищал горло, его одолевала невиданная усталость. – Зачем я вас пригласил, знаете, да?

Он не стал ждать, пока космонавты ответят, вопрос был риторический.

- Я... не хочу растекаться мыслью по древу. Политбюро ЦК КПСС и лично товарищ Брежнев... решили... Мы все-таки полетим на Луну, - Королёв замолчал, и добавил после того, как отдышался. – Вы на неё полетите.

Леонова затрясло от радостного волнения. Он подавил в себе желание одним прыжком взвиться со стула.

Королев с улыбкой наблюдал за ними. Ведь исполнялась и его мечта.

- Мы? А разве... - неизвестно, что хотел спросить Макаров, потому что Королёв перебил его.

- Потому что Рукавишников и Быковский не полетят. Слишком мало времени прошло с их последнего полёта, да и хватит с них славы пока... Вы – члены запасного экипажа... Тренированные. Готовые... Полетите вы. Олег, выслушайте меня и не перебивайте. Вопросы – потом. Прошу вас сесть.

Простые слова, но как много за ними стояло того, что не знали даже космонавты, сидящие перед Королёвым, что мог знать только он сам, что и давило на него так сильно, почище болезни и старых травм.

Королёв, встал со своего места и, медленно, неуверенно ковыляя, подошёл к небольшой передвижной доске, испещрённой пометками и схемами, сделанными мелом. Главный конструктор обвёл схемы ладонью. Леонов в них мало что понимал – не его поле деятельности, Макаров же сперва посмотрел с интересом, но потом взгляд его стал снулым и скучным: обычная схема обычной Н-1, ничего нового.

- «Аполлон-11», крайний американский полет, не удался из-за трагической случайности. Что поделаешь... Бывает, - Королёв снова кашлянул в кулак и отвернулся от космонавтов. – Партия и лично товарищ Брежнев считают это для нас отличной возможностью... перехв... перехватить инициативу в этом... с... соревновании.

Королёв запнулся, но подавил это усилием воли.

- Поэтому было принято решение интенсифицировать нашу лунную  программу. Более того – всё уже почти готово. В через год... в годовщину Великой Октябрьской Революции на Луну высадится человек... советский... - Королёв стёр пот со лба и едва-едва заметно качнулся.

Чего на самом деле стоила эта речь! Вихрем в памяти главного конструктора пронеслись множество событий... Как он буквально зубами и ногтями выцарапывал из Политбюро разрешение на допуск экипажа на полёт «Зонда-7А», как раз за разом слышал, что никто, ни партийное руководство, ни военные, не заинтересованы в продолжении финансирования  исследовательской космической программы. И даже потом, когда пробуксовка американской Лунной программы помогла это преодолеть... что же было дальше? Ссора, почти что открытый конфликт с Владимиром Челомеем, после которого его конструкторскому бюро было отказано в продолжении работы над собственным лунным проектом и всё финансирование перевели на КБ Королёва, переподчинив и производственные мощности. Смешно, но два мастистых академика едва ли не хватали друг дружку за грудки! Победил Королёв. Челомей до сих пор отказывался с ним даже здороваться. Сергей Павлович подозревал, что концом этой ссоры будет либо его, либо Челомея смерть. Конечно же, был ещё давний конфликт с главным советским двигателистом Глушко и в итоге передача работ по двигателям для самой большой советской ракеты в авиационное КБ Кузнецова, чью двигатели хоть и выдавали указанную в ТЗ мощность, но не отличались надежностью.  Но тот, будучи сильно взбодрен высшим руководством страны, все таки  доказал свой конструкторский талант и последняя партия двигателей прошла приемочные испытания почти без нареканий.

- Этим человеком будете вы, товарищ Леонов... Олег, вы займёте место пилота ЛОК... Запуск запланирован на начало ноября 1970, - и, не глядя на ошеломлённые лица космонавтов, главный конструктор снова вернулся за свой стол и сел, усталый, вымотанный, обессиленный, но довольный, от своего довольства не замечающий даже того, как потряхивает от радости Леонова.

Несмотря ни на что, его вся эта спешка только радовала. Два дня назад, перед звонком Брежнева, Королёв осознал, что он очень, буквально смертельно, устал, и что близок тот момент, когда для него всё кончится. Если бы он верил в высшие силы, то счёл бы последовавший почти сразу за его мыслями звонок знаком от них, изъявлением их воли. Но в высшие силы Королёв не верил. И поэтому просто ринулся в дело, работая буквально на износ, понимая, что времени осталось немного.

Космонавтов же такая спешка удивила.

- Сергей Павлович! Но ведь... проблемы Н-1... Предыдущие пуски задачу ЛКИ не выполнили, - Макаров говорил спешно, напряжённо, но без паники, как человек, оперирующий фактами, просто делающий это экспрессивно. – Первый пуск – ладно ещё, проблемы с КОРД, но на втором-то – изделие тоже не выполнило программу до конца, Сергей Павлович!

Макаров говорил о первых двух пусках, на первом из которых ракета-носитель взорвалась на высоте двенадцати километров от земли и упала в пятидесяти двух километрах от места пуска. Со вторым всё было чуть лучше: все ступени ракеты отработали, однако подтвердить стабильную орбиту не удалось, связь с орбитальным комплексом установлена не была... скорее всего ракета не добрала несколько метров до орбитальной скорости, и головной блок пополнил советскую группировку спутников на дне Тихого океана.  

Леонов тоже это знал. Поэтому он вопросительно посмотрел на Королёва, гадая, что же тот ответит.

И тот ответил:

- Всё правильно, Олег. Но у нас уже есть почти готовые  11А52, доведённые до ума... я... в этом уверен...  Американцы называют это «туз в рукаве». И у нас он есть.

Королёв снова указал рукой на одну из технологических карт, в большом количестве висевших на стене. Только сейчас Олег Макаров пригляделся к ней и, наконец, понял, что хотел показать ему Главный Конструктор.

- Погодите-погодите... - Макаров встал, нет, подскочил на ноги. – Это же... вы всетаки это сделали! это же иная система испытания! Вы испытывали её не целиком, нет... вы... все-таки сделали стенд? Всё испытывали отдельно, да?!

- Именно, Олег, - кивнул Королёв. – Мне давно говорили, что для проекта... масштаба Н-1 слишком долго и з... затратно проводить пусковые испытания... Помните как Председатель Госкомиссии после первого старта Н-1 скзал нам с горечью - "Мы стреляем городами".... Но нам не хватало ф.... финансирования для постройки комплекса для наземного испытания первой ступени... Все остальные мы прожгли на Земле, но блок «А» слишком велик... Ну вы знаете чем это закончилось в том пуске... Ну а новая методика.... Кузнецов все же смог сделать маршевые двигатели, позволяющие многократное включение...  Это дало нам возможность допускать в полет уже испытанные на земле агрегаты...

Королёв замолчал после длинной для него речи... он не стал уточнять, что в общем то эту методику предполетного тестирования  внедрили у себя первыми американцы. В конце концов не стоило космонавтам об этом знать. Они должны верить своим конструкторам и инженерам, а не заокеанским. Макаров, удовлетворённый объяснением, снова сел на стул. Леонов же прищурился и спросил:

- Я не конструктор, но простите, неужели все неполадки комплекса Н1 –Л3 окончательно устранены? Оно точно полетит?

- Товарищ Леонов, лишь только после «Аполлона-11» Леонид Ильич дал добро на интенсификацию работ. Мы сделали очень многое... технические проблемы неполадки решены. Но, возможно, не окончательно. Мы пересмотрели программу полета... В связи с улучшением испытательного цикла... решено отказаться от резервного корабля и одного из луноходов обзора...  Именно поэтому вам ничего и не доводили... вы ничего об этом и... и... не знали... Но ведь вы продолжали работать по программе тренировок... И теперь решение лететь принято...

Короолев подвинул к ним  по столу две одинаковые пухлые папки:

- Товарищи... Вот... новый план-схема полета и перечень необходимых мероприятий... Подпишите здесь и здесь.

Леонов кивнул и спросил:

- Есть ли шанс нештатных ситуаций при запуске?

- Есть.

- А при полёте?

- Да, есть.

Снова кивнув, Леонов замолчал. Ему очень хотелось на Луну, а риск... Ну что – риск? Не привыкать. Его полет в 1965 году с первым выходом в открытый космос тоже нельзя было назвать спокойным...

- И даже если вы успешно высадитесь – будет риск того, что... - Королёв закашлялся, но, силой задавив кашель, продолжил. – Что всё кончится... нештатно. Именно поэтому мы пока не объявляем о наличии у нас готовых изделий.... И не объявим вплоть до успешной отработки блока «Г»... т.е. на траектории к Луне. Если что-то пойдёт не так – честные парни из ТАСС объявит об очередной околоземной испытательной экспедиции. Но если... то есть когда... разгонный блок успешно отправит вас к Луне, только тогда  СССР выступит с официальным объявлением о лунной экспедиции.

- А если...

Королёв тяжело посмотрел на Макарова, тот запнулся и проглотил остаток сказанного. Космонавт понял: всё, что можно сказать, уже сказано. Он не сможет выразить этого словами. Это работа совсем других людей, пишущих тексты в красную и в зелёную папки.

Королёв продолжил фразу за Макарова:

- ...тогда об этом запуске будем знать лишь мы и американская разведка.

Космонавты молчали, переваривая простые и прямые слова Главного Конструктора. Олег Макаров покраснел, но в остальном был абсолютно спокоен, хоть явственно волновался. Для него ведь это будет первый полет, и очень хотелось бы чтоб не последний. Что же до Леонова... тот улыбался так, как улыбается юноша девушке – с какой-то хитрецой, со смущением.

- Вы не отказываетесь?

Макаров замотал головой. Леонов пожал плечами:

- А чего тут отказываться? Страна сказала «надо», мы ответили «есть». Даже если это так опасно – мы знали, куда шли служить.

Первый раз за время разговора Королёв улыбнулся.

- Да-да... Это ещё одна причина, по которой мы взяли именно вас. Как оно там было... - Королёв начал цитировать:

Мы – неудачников вялое племя,

Болтаем о бабах, хоккее, вине...

И закашлялся в середине строфы, но этого уже хватило, что Макаров посмотрел на него с крайним удивлением – впервые он видел своего начальника таким довольным, почти счастливым! Леонов же покачал головой:

- Не понимаю о чём вы.

- Так и правильно... так и хорошо...

- Сергей Павлович, что это такое?

- Олег... кххх...

Леонов сориентировался первым, спешно рванувшись назад, в приёмную, крикнул секретарю, что Королёву плохо. Тот сразу вызвал врача, который прибыл почти сразу же – в ОКБ-1 с недавних пор стали держать профессионального медика, специально для заботы о больном Главном Конструкторе. Благодаря этому всё и обошлось: врач диагностировал у Королёва легкий судорожный синдром и вколол ему успокоительное.

Встреча с космонавтами на этом, конечно, закончилась.

Их повезли в Звёздный городок.

- Так что же дальше-то?

Леонов улыбался так же, как там, в кабинете Королёва, его распирало и он больше не сдерживался:

- А ты что думаешь? Летим на Луну... подумать только, летим на Луну! Первые, мы и там будем первыми! Ты только представь, - он довольно вздохнул и мечтательно посмотрел вверх, в обивку машины, в которой их везли. - Мы, ты и я, мы – первые!

Макаров тоже улыбнулся:

- Это да. Но я не совсем о том... что это за стих такой? Почему Королёв начал его читать?

Леонов вздохнул и ответил, понизив голос, чтобы не услышал водитель-особист:

 

Мы – неудачников вялое племя,

Болтаем о бабах, хоккее, вине,

Рисуем картинки...

А в это время –  другие парни летают к Луне!

Живём без царя в голове и проблемы,

Без всякой заботы о завтрашнем дне,

Жуём свою корку,

А в это время – американцы летают к Луне!

Затем он добавил:

- Такой вот стих есть. После Аполлона-10 появился на БайкодромКосмодуре...

- Ты написал?

Леонов посмотрел на Макарова, сощурился и отвернулся к окну.

[Denny]

В тот же день, вечером, едва-едва придя в себя, главный конструктор Королёв вызвал водителя и снова приехал в свой кабинет. Почти никого уже в здание ОКБ-1 не было.

Тем лучше.

Придя к себе, Королёв закрылся и сел за стол. Работы оставалось много, очень много, а времени так мало...

- Ничего... - уже не в первый раз за долгое время Королёв говорил сам с собой не мысленно, а вслух. – Запустим... Посадим... Вернем... и... и всё. Всё... отмучаюсь уж...

Даже если бы хотел, Сергей Павлович не смог бы выразить вслух того, что ощущал там, внутри. Можно было бы даже сказать, что в душе, если бы Королёв в неё верил. Он не боялся смерти. И уходить не боялся. Но больше всего на свете, больше всего конкретно в данный момент, он хотел не просто уйти, а уйти...

- ... оставшись первым!

Времени оставалось мало. Королёв проработал до самого утра.

[Алексей Георгиевич Белозерский]

Denny пишет:
- Макаров Олег Геннадьевич, Леонов Алексей Архипович – входите.

Макаров Олег ГРИГОРЬЕВИЧ.
Вот его биография на сайте ЦПК
биография Макарова О.Г.
С интересом прочитал завязку рассказа. Жду продолжения.