Спецтема для избиения резуноидов

[Старый]

cross-track пишет:
Я же написал, какой смысл я вкладываю в слово умиротворение. Если Вы придираетесь к форме - мне не трудно форму изменить, но суть то Вы понимаете?

Я понимаю что у опровергателей слова означают чтото другое чем у всех остальных людей. Чёрное означает белое. А круглое - квадратное. Именно это и требуется показать. 
 И по сути то же самое - у опровергателей суть всегда обратна той что была на самом деле. 
 В реальности СССР был смертельным  врагом фашистской германии и готовился к войне, а у опровергателей был другом, союзником и умиротворял. 

[cross-track]

Старый пишет:
Не понимал. Он считал СССР отсталой страной которая не сможет создать современную технику, он считал русских людьми второго сорта, унтерменшами, которые не способны воевать, не способны освоить технику и военное дело, политическую систему СССР он считал колоссом на глиняных ногах которая рухнет при первом же толчке, при первом же приграничном разгроме. О том что СССР может оказаться ему не по зубам у него не было и мыслей.

Гитлер всех, кроме арийцев, презирал, но он не был умалишенным, и здраво оценивал ситуацию. Так что не нужно выдумывать.

Старый пишет:
После визита Молотова в Бердин гитлер решил что СССР наглеет и его надо наказать.

А это Вы откуда взяли?

Старый пишет:
Если бы СССР сам оказался агрессором, получил разгром, война перешла бы на нашу территорию, то восприняло ли бы население её как народную и отечественную? Считали бы люди себя жертвой коварного нападения жестокого врага? Или бы считали что рыпнулись не по делу и заслуженно получили по мозгам? И кидались ли бы люди с гранатой под танк, умирали бы у станков, шли бы добровольцами на фронт?

Вы меня удивляете! Англия и США умоляли СССР начать войну с Гитлером, о каком агрессоре вы говорите? А внутри СССР - партия приказала бы, и все по струнке. Вы забыли, какие это были времена?

Старый пишет:
Или только люди с таким интелектом и идут в опровергатели?

Ну да, куда уж нам с нашим свиным рылом да в ваш калашный.ряд...

[cross-track]

Старый пишет:
В реальности СССР был смертельным врагом фашистской германии и готовился к войне, а у опровергателей был другом, союзником и умиротворял.

 СССР был смертельным врагом фашистской германии с 33 по 39 гг., и внес решающий вклад в разгром фашизма в 41-45 гг. Только в 39-41 гг СССР с фашизмом не боролся никак и нигде, увы.

[Старый]

cross-track пишет:
Гитлер всех, кроме арийцев, презирал, но он не был умалишенным, и здраво оценивал ситуацию. Так что не нужно выдумывать.

Гитлер абсолютно здраво оценивал ситуацию. РККА оказалась именно такой какой он и предполагал. Вот с политической оценкой советского строя он облажался, но тут трудно его упрекать, сам СССР очень сильно облажался с политической оценкой капитализма. 

А это Вы откуда взяли?

Из его (гитлера) выступлений перед сотоварищами. После этих переговоров и было принято решение о разработке плана Барбаросса. 

Вы меня удивляете! Англия и США умоляли СССР начать войну с Гитлером, о каком агрессоре вы говорите? А внутри СССР - партия приказала бы, и все по струнке. Вы забыли, какие это были времена?

Какая Англия, какая США? Вы демонстративно не заметили что я говорю о нашем собственном народе?" восприняло ли бы население её как народную и отечественную? Считали бы люди себя жертвой коварного нападения жестокого врага? Или бы считали что рыпнулись не по делу и заслуженно получили по мозгам? И кидались ли бы люди с гранатой под танк, умирали бы у станков, шли бы добровольцами на фронт?"
И никакая партия не прикажет прыгнуть с гранатой под танк или умереть у станка. Точнее приказать то она может, только после этого ей самой прийдётся идти лесом. А уж если это она сама бросила страну в самоубийственную агрессивную войну то пойдёт лесом она очень быстро. 

[supermen]

cross-track пишет:

Старый пишет:
Не понимал. Он считал СССР отсталой страной которая не сможет создать современную технику, он считал русских людьми второго сорта, унтерменшами, которые не способны воевать, не способны освоить технику и военное дело, политическую систему СССР он считал колоссом на глиняных ногах которая рухнет при первом же толчке, при первом же приграничном разгроме. О том что СССР может оказаться ему не по зубам у него не было и мыслей.

Гитлер всех, кроме арийцев, презирал, но он не был умалишенным, и здраво оценивал ситуацию. Так что не нужно выдумывать.

Старый пишет:
После визита Молотова в Бердин гитлер решил что СССР наглеет и его надо наказать.

А это Вы откуда взяли?

Старый пишет:
Если бы СССР сам оказался агрессором, получил разгром, война перешла бы на нашу территорию, то восприняло ли бы население её как народную и отечественную? Считали бы люди себя жертвой коварного нападения жестокого врага? Или бы считали что рыпнулись не по делу и заслуженно получили по мозгам? И кидались ли бы люди с гранатой под танк, умирали бы у станков, шли бы добровольцами на фронт?

Вы меня удивляете! Англия и США умоляли СССР начать войну с Гитлером, о каком агрессоре вы говорите? А внутри СССР - партия приказала бы, и все по струнке. Вы забыли, какие это были времена

Тут маленькое замечание в ПМВ мы ударили первыми и как не старалась имперская пропаганда ,  а народной война не стала . Чем все кончилось???
Англия и США с радостью увидели бы конец СССР , чем разгром Гитлера и наши танки на берегу Бискайскооо залива. Так что не передергивайте ? Не надо унижать англосаксов и приписывать им мифические мольбы

[Старый]

cross-track пишет:

Старый пишет:
В реальности СССР был смертельным врагом фашистской германии и готовился к войне, а у опровергателей был другом, союзником и умиротворял.

СССР был смертельным врагом фашистской германии с 33 по 39 гг., и внес решающий вклад в разгром фашизма в 41-45 гг. Только в 39-41 гг СССР с фашизмом не боролся никак и нигде, увы.

СССР был смертельным врагом фашистской германии всё время с 1933 по 1945 гг. И не думал ни о чём другом кроме как об уничтожении этой самой Германии. 
А вам приходится тут же прямо на глазах вилять филеем:  "был смертельным врагом" подменять на "не боролся". Если смертельный враг в какихто тактических целях на какоето время прекратил открытую борьбу и даже имитирует дружбу то он не перестаёт быть смертельным врагом. 
 И в 1939-41 гг СССР отчаянно готовился к войне на уничтожение этого самого "друга и союзника". Дружба, такая дружба... Впрочем у опровергателей все слова означают обратное тому что они означают у нормальных людей. 

[hlynin]

Scarecrow пишет:
если нужно было сделать на отлично, печатали в Финляндии. Почему так было, вопрос другой.

В Финляндии раньше, где либо стали готовить хорошую бумагу. Для неё когда-то нужно было всего 3 фактора: нужная древесина, чистая вода и тщательность в готовке, неспешность и соблюдение техпроцесса. Всё это в Финляндии было всегда. Поэтому они и начали развивать полиграфию.
Я это единственно в тому, что журнал, на форуме которого мы сидим, в полноцветном варианте начал печататься в 1998 именно в Финляндии

Вот, кстати, сегодня попробую конец "Война миров" 1910 г в "Мире приключений" выложить. Бумага белоснежная, даже минимум желтизны нет, шрифт чёткий, гравюры выдающихся художников - на каждой странице. Такого уровня в СССР смогли достичь где-то в 60-х, если не позже.

[hlynin]

ааа пишет:
Лем, к примеру. Или Бжезинский. Ну или в зеркало посмотритесь, в конце концов.

Про Бжезинского не будем, зеркала под рукой нетю Ну, как, расскажите мне про Лема, а то скоро про него биографию надо писать, а я такого факта не знаю. Поделитесь.
Быть в одной компании с Лемом это неплохо

[hlynin]

Старый пишет:
Джентльмены, так о какой вы песне? Что там за заградотряд расстрелявший роту? Интересно узнать как теперь "творческая интелигенция" пытается трактовать заградотряды.

Старый, насчёт "сейчас" ты пролетаешь - песня написана никак не позже 60-х

[hlynin]

cross-track пишет:
То, что среди евреев большой процент умных людей не отменяет того факта, что среди евреев и большой процент довольно посредственных и тупых людей. Другими словами, есть большие флуктуации в одну и другую сторону. Другое дело, что "положительные" флуктуации светят ярче, и евреи поэтому выделяются среди своего окружения, где флуктауции выражены не так сильно.

А как же. В нашей группе был единственный еврей и почти единственный, отслуживший в армии (в роте связи). Раздолбай хоть с первого взгляда, хоть со второго (он скоро уехал с родителями и я не знаю его судьбы). И вот один из преподов, быстро ознакомившись с нами, указывая на него говорит - с одного взгляда видно, что в армии Вы не служили.

Истоки антисемитизма вполне просматриваются. И арабы и евреи - семиты. Однако разных религий. По исламу давать в долг можно, а брать проценты с долга нельзя. Попробуйте на таких условиях создать банковскую систему или даже просто крупное производство. Поэтому все ростовщики были евреями. Арабы и не только арабы часто брали у них в долг. Арабы и не только арабы не любят отдавать долги да ещё и с процентами. Однако любые гонения на евреев оборачивались себе во вред - в долг нельзя взять, достать дефицит. Поэтому их не любили, но терпели. А иногда и не терпели, наступали на те же грабли, били и потом звали обратно. А так-как евреи жили достаточно обособленно, то умнели несмотря ни на какие гонения и выработали в себе в себе особое отношение  к жизни.

[Старый]

hlynin пишет:

Старый пишет:
Джентльмены, так о какой вы песне? Что там за заградотряд расстрелявший роту? Интересно узнать как теперь "творческая интелигенция" пытается трактовать заградотряды.

Старый, насчёт "сейчас" ты пролетаешь - песня написана никак не позже 60-х

Да хоть в 50-х, песня то какая?

[ааа]

Я не буду цитировать общеизвестные лемовские высказывания, приведу только то, что в свое время меня сильно покоробило, еще в советское время.


Услышав какой-то неразборчивый голос, я подумал,  что  это база, и, вслушавшись, оцепенел.  Из  хриплого  бормотания  до  меня  дошли сначала два слова: "Братец родимый... родимый братец..." Минута  тишины  и
снова: "Братец родимый... родимый братец..."
   "Кто  говорит?"  -  хотел  я  крикнуть,  но  не  отважился.   Я   сидел скорчившись, чувствуя, как пот выступает у меня на лбу, а этот чужой голос
 

Спойлер

заполнял шлем. "Подойди, братец родимый, родимый братец, подойди  ко  мне. Приблизься без  опасения.  Я  не  хочу  ничего  плохого,  братец  родимый,
приблизься. Не бойся, я не хочу  сражаться.  Мы  должны  побрататься.  Это правда, братец родимый. Помоги мне. Я тебе тоже помогу,  братец  родимый".
Что-то щелкнуло, и тот же  голос,  но  совершенно  другим,  рычащим  тоном коротко, резко произнес: "Брось оружие! Брось оружие! Брось оружие! Бросай
оружие, или я тебя сожгу! Не пытайся  бежать!  Повернись  спиной!  Подними руки! Обе руки! Так! Обе руки на затылок! Стой и не двигайся! Не двигайся!
Не двигайся!"
   Снова что-то треснуло, и  вернулся  первый  голос,  тот  же  самый,  но заикающийся, слабый: "Братец родимый!.. Подойди.  Мы  должны  побрататься!
Помоги мне. Мы не будем сражаться". Я уже  не  сомневался  -  разговаривал
труп. Он лежал так, как я его бросил, похожий на  раздавленного  паука,  с
разодранным брюхом  и  переплетенными  конечностями,  уставившись  пустыми
глазницами прямо на солнце и  не  двигаясь,  но  что-то  внутри  него  все говорило и говорило. Песенка на два  такта.  На  две  мелодии.  Сначала  о братце родимом, а потом - хриплые приказы. Это его программа, подумал я. И ничего  больше.  Манекен  или  робот,  сначала  он  должен  был  подманить человека, солдата, а потом взять его в плен или убить. Двигаться он уже не
мог и только скребся  в  нем  этот  недопаленный  обрывок  программы,  как заигранная пластинка.  Но  все-таки  почему  по  радио?  Если  бы  он  был
предназначен для войны на Земле, то говорил бы  напрямую,  голосом.  Я  не понимал, зачем ему радио. Ведь на Луне не могло быть никаких живых солдат,
а робота так не приманишь. Мне это  казалось  бессмысленной  нелепицей.  Я смотрел на его почерневший череп, на  перекрученные  и  опаленные  руки  с оплавленными в  сосульки  пальцами,  на  разверстое  туловище  -  уже  без невольного сочувствия, как минуту назад. Скорее уже  с  неприязнью,  а  не
только  с  отвращением,   хотя   в   чем   он   был   виноват?   Так   его запрограммировали. Можно ли предъявлять моральные претензии  к  программе,
запечатленной в электрических контурах? Когда он снова начал  плести  свое "братец родимый", я отозвался, но он не слышал  меня.  Во  всяком  случае,
ничем этого не обнаружил. Я встал, и, когда моя тень упала ему на  голову, голос оборвался на полуслове. Я отступил на шаг,  и  он  снова  заговорил.
Значит, его привело в действие солнце. Убедившись в этом, я задумался, что делать дальше. От этого манекена-ловушки толку могло  быть  мало.  Слишком примитивно было такое "боевое устройство". Пожалуй, и лунные оружейники считали эти длинноногие существа ненужным старьем, если употребили их для опробования результатов ядерного удара. Чтобы он не дурил мне голову своей трупной песенкой — а честно говоря, сам не знаю, не поручусь, что лишь из-за этого,— я собрал лежавшие по соседству крупные обломки и забросал ими сначала его голову, а потом и туловище, словно хотел устроить ему погребение.
...
Я шел прямо на черную, как смола, расселину в этой скале, похожую на вход в пещеру. И тут зажмурился. Там кто-то стоял.
Конфигурация почти человеческая. Басовитая, плечистая, в серо-зеленом скафандре. Я сразу же поднял руку, решив, что это снова мое отражение, а цвет скафандра меняется в полосе тени, но тот не шевелился. Я остановился в нерешительности. То ли на меня повеяло страхом, то ли это было предчувствие.
Но не за тем я был здесь, чтобы сразу бежать, да и куда, собственно? И я пошел вперед. Он выглядел в точности как коренастый человек. — Алло,—
услышал я его голос.— Алло, ты слышишь меня? — Слышу,— ответил я без особой охоты. — Вышагивай сюда, иди... у меня тоже есть радио! Это звучало довольно-таки по-идиотски, но я пошел к нему. Что-то военное было в покрое его скафандра. На груди скрещивались блестящие металлические полосы. В руках у него ничего не было. И то хорошо, подумал я, но шел все медленнее. Он шел ко мне, воздев руки в непосредственном, радушном приветственном жесте, словно встретил старого знакомого.
— Здравствуй, здравствуй! Дай тебе бог здоровья... как хорошо, что ты наконец пришел! Потолкуем, я с тобой, ты со мной... Пораскинем мозгами — как мир на свете учинить... как тебе живется и как мне... Он говорил это плавным разболтанным голосом, странно проникновенным, певучим, растягивая слова, и топал упорно ко мне по тяжелому песку, держа руки широко раскинутыми, как для объятия, и во всей его фигуре, в каждом его движении было столько радушия, что я не знал уже, что думать об этой встрече. Он был уже в нескольких шагах, но темное стекло его шлема блестело только солнечным бликом. Он обхватил меня, стиснул в объятии, и так мы стояли у серого склона большой скалы. Я пытался заглянуть ему в лицо. Но даже с расстояния ладони ничего не было видно — стекло его забрала было непрозрачным. Даже не стекло, а скорее маска, покрытая стекловидной глазурью. Тогда как же он меня видел?
— Здесь у нас тебе хорошо будет, приятель...— сказал он и стукнул своим шлемом о мой, словно хотел расцеловать меня в обе щеки.— У нас очень хорошо... мы войны не хотим, мы добрые, тихие, сам увидишь, приятель...— С этими словами он лягнул меня в голень так сильно и неожиданно, что я опрокинулся навзничь, а он рухнул обеими коленями на мою грудь. Я увидел все звезды — буквально все звезды черного лунного неба, а мой несостоявшийся друг левой рукой прижал мою голову к песку, а правой сорвал с себя металлические полосы, которые сами собой свернулись в подковообразные скобы.
 Я молчал, не понимая, что происходит, пока он, пригвождая мощными, неторопливыми ударами кулака мои руки к грунту этими скобами, продолжал говорить: — Хорошо тебе будет, друг дорогой, мы здесь простые, сердечные, ласковые... Я тебя люблю и ты меня полюбишь, приятель...
— А не "братец родной"? — спросил я, чувствуя, что не в состоянии уже шевельнуть ни рукой, ни ногой. Моя реплика нимало не нарушила его сердечьного настроения. — Братец?..— сказал он задумчиво, словно пробуя это слово на вкус.— А хоть бы и братец! Я добрый и ты добрый! Брат для брата! Ведь мы братья. Правда?
Он поднялся, быстро и профессионально обхлопал мои бока, бедра, нащупал карманы, повынимал из них все мое добро, плоский футляр с инструментами, счетчик Гейгера, отстегнул саперную лопатку, ощупал меня еще раз, более тщательно, особенно под мышками, попробовал засунуть палец в голенища сапог, и во время всего этого старательного досмотра ни на минуту не умолкал.
— Братец родимый, говоришь? А? Может, оно и так, а может, и нет. Разве нас одна мать родила? Эх, мама, мама... Мать — это святое, братец. Такая добрая! И ты тоже добрый. Очень добрый! Орудия никакого не носишь. Хитрый ты, приятель; хитрюга... так, мол, гуляю себе, грибки собираю. Боровиков тьма-тьмущая. Лес вокруг, только что-то его не видать. Так, дорогой братец, сейчас тебе полегчает, лучше станет, увидишь. Мы люди простые, мирные, и мир нам принадлежит.
Тем временем он снял с плеч что-то вроде плоского ранца и раскрыл его.
Блеснули какие-то острые инструменты. Он взял один из них, примерил к руке, отложил, вынул другой в виде мощных ножниц, похожих на те, которыми солдаты во время атаки разрезают спирали колючей проволоки, повернулся в мою сторону,— острия блеснули на Солнце,— уселся верхом мне на живот, поднял свое оружие и со словами "Вручи бог здоровья" одним ударом вонзил его в мою грудь. Я почувствовал боль, правда, не сильную. Вкушаемо, мой теледубль имел демпфер неприятных ощущений. Я уже не сомневался, шта добросердечный лунный друг выпотрошит меня, как рыбу, и, собственно, должен был уже вернуться на корабль, оставив ему падаль на растерзание, но меня настолько ошарашил контраст между его словами и действиями, шта я лежал как под наркозом.
— Что же ты молчишь? — спросил он, разрезая с резким, хрустящим звуком верхний слой моего скафандра. Ножницы у него были первоклассные, из необычайно твердой стали. — Сказать что-нибудь? — спросил я. — Ну скажи!
— Гиена! — Что? — Шакал.
— Обидеть меня хочешь, своего друга? Нехорошо. Ты ведь мой враг! Ты вероломный. Ты нарочно сюда без оружия пришел, чтобы меня заморочить. Я тебе добра желал, но врага проверить надо. Такая у меня обязанность. Такой закон.
Ты на меня напал. Без объявления войны вторгся на нашу священную землю!
Теперь пеняй на себя. "Братец родимый!" Пес тебе брат! Ты сам хуже пса, а за гиену и шакала ты меня попомнишь, только недолго. Память из тебя вместе с кишками выпущу.
Тут последние сочленения грудного панциря разошлись, и он начал поддевать и выламывать их в стороны. Заглянув ко мне внутрь, он оцепенел.
— Ничего себе фокус,— сказал он, вставая,— этакие разные финтифлюшки. Я-то простак, но ученые наши разберутся. Ты подожди тут, куда тебе спешить. Не к спеху сейчас... Ты уже наш, приятель.
Грунт дрогнул. Повернув голову вбок насколько мог, я увидел целую колонну таких же, как он. Они шли строем, в каре, печатая шаг, высоко подбрасывая ноги, как на плацу. И так вышагивали в этом парадном марше, что пыль летела столбом. Мой палач приготовился, видимо, отдать рапорт, так как встал навытяжку.
— Тихий, отзовись, где ты? — загремело у меня в ушах.— Звук уже в порядке. Это Вивич! База! Ты меня слышышь? — Слышу! — ответил я.
Отрывки нашего разговора, очевидно, дошли до марширующих, потому что с шага они перешли на бег. — Ты знаешь, в каком ты секторе? — спросил Вивич.
— Знаю, узнал на собственном опыте. Меня взяли в плен! И уже начали вскрывать!
....

 Пробуждение колосса утонченными методами я счел излишним и просто спихнул здоровенный обломок компьютера так, чтобы он свалился точно на него, а сам перестроился согласно своему плану. Удар пришелся по голове, гора обломков даже вздрогнула. По ее склонам поехали комья электронного мусора. Робот тут же очнулся, вскочил, вытянулся и гаркнул:
 — Задание выполнено сверх плана! Неприятельская позиция взята во славу отечества. Намерен выполнять дальнейшие приказания! — Вольно! — сказал я.
Он, видимо, не ожидают такой команды, однако принял свободную позу, расставив ноги, и только тут заметил меня. Что-то внутри у него выразительно заскрипело.
— Здравствуй,— сказал он.— Здравствуй! Дай тебе Бог здоровья. Что ты такой неотчетливый, приятель? Ну хорошо, что ты наконец пришел. Иди-ка сюда, ко мне, побеседуем, песни попоем, порадуемся. Мы тут тихие, мирные, войны не хотим, мы войну не любим. Ты из какого сектора?..— добавил он совершенно другим тоном, словно внезапно одолела его подозрительность, ибо следы его "мирных начинаний" были уж слишком хорошо видны. Наверное потому он переключился на более подходящую программу. Вытянул в мою сторону огромную правую руку, и я увидел, что каждый палец его был дулом.
— В приятеля стрелять собираешься? — спросил я, легонько колыхаясь над валом битого фарфора.— Ну давай, стреляй, братец родимый, стреляй на здоровье.
— Докладываю: вижу замаскированного японца! — заорал он и одновременно выпалил в меня из всех пяти пальцев. Со стен посыпалось, а я, по-прежнему легко повевая над ним, из осторожности снизив речевой центр, чтобы вывести его из-под обстрела, сгустил нижнюю часть облака и нажал на большой, крупнее комода, обломок, и тот упал на робота, увлекая за собой целую лавину мусора.
— Меня атакуют! — крикнул он.— Вызываю огонь на себя! Во славу отечества!
— Какой ты самоотверженный, однако,— успел я сказать, прежде чем целиком превратился в облако. И вовремя это сделал,— что-то загремело, огромная гора развалин затряслась и из ее центра ударило пламя. Мой собеседник-самоубийца засветился синеватым сиянием, раскалился и почернел, но с последним вздохом успел выпалить: — Во славу отечества! — после чего стал понемногу распадаться. Сначала отвалились руки, потом лопнула от жары грудь, обнажив на мгновение какие-то на удивление примитивные, словно лыком связанные, медные провода, наконец отвалилось, как видно, самое твердое —голова. И сразу лопнула. Она была совершенно пуста, словно скорлупа огромного ореха. Но он все стоял раскаленным столбом и превращался в пепел, как полено, пока совсем не рассыпался.
 

[свернуть]

[supermen]

hlynin, не пишите глупостей. Ссудный процент был запрещен не только в исламе , но и в христианстве. Евреев, точнее группу фин воротил так самоопределившихся,  не любят именно за отмену запрета на долг без процентов. Про невозможность производства без ссудного процента - полная чушь . Наоборот любой банк гораздо выгоднее реального производства и фактически убивает его, тем что дает деньги в долг и ему и потребителям продукции , разгоняя ничем не обоснованный спрос. Это и приводит к пресловутым пузырям , технологическим тупикам и деградации всего человечества. Так что срочно учить экономику.

[hlynin]

supermen пишет:
 hlynin, не пишите глупостей. Ссудный процент был запрещен не только в исламе , но и в христианстве.

Про христианство я не писал ничего. Так считаете, что все христиане, владеющие банками - грешники? А все банковские служащие им помогают грешить?
Про производство - да ради бога, не берите ничего в долг и живите счастливо. Однако ведь берут. Даже я.

[hlynin]

ааа пишет:
Я не буду цитировать общеизвестные лемовские высказывания, приведу только то, что в свое время меня сильно покоробило, еще в советское время.

Упорно не могу понять, что такого там покоробило.  Ну, читал давно. У Лема не всё нравится, но образ русофобства, пожалуйста, подробнее.

[hlynin]

Старый пишет:
Да хоть в 50-х, песня то какая?

Вот ты достал. В Сети кто Галичу припысывают, то якобы про чечню. Все такие информированные. Я слышал её в детстве. Расплодилось много версий. Оригинал и автора не знаю. Автора стихов знаю.
эта рота эта рота эта рота
кто привел тебя сюда
и положил на белый снег?
эта рота эта рота эта рота
не поднимется с земли уже вовек

эта рота продиралась сквозь болота
сквозь леса и сквозь поля
все шли в месте все шли в ряд
по ошибке расстрелял из пулемета
ее свой же заградительный отряд

и пока вся эта рота умирала
кровью харкала валялася в снегу,
где-то в штабе обвинили генерала
и сказали ты пред родиной в долгу

лежат все двести глазницами в рассвет
а им, всем вместе, четыре тыщи лет

лежат они все вместе
с лейтенантами в ряду
и с командиром во главе
генералы не помянут эту роту
только солнце их пригреет по весне

и весною буду птицы петь над ротой
и ручьи над этой ротой побегут
только рота не поднимется с пехотой,
командиры роту в бой не поведут

генералы все долги уже раздали,
и в отставку все давно уже ушли
только роте эта рота эта рота
не поднимется вовек уже с земли

лежат все двести глазницами в рассвет
а им, всем вместе, четыре тыщи лет

[Старый]

hlynin пишет:
по ошибке расстрелял из пулемета
ее свой же заградительный отряд

Понятно. Собственно иного представления от "творческой интелигенции" я и не ожидал но хотелось лично убедиться.

[Scarecrow]

hlynin пишет:


Вот, кстати, сегодня попробую конец "Война миров" 1910 г в "Мире приключений" выложить. Бумага белоснежная, даже минимум желтизны нет, шрифт чёткий, гравюры выдающихся художников - на каждой странице. Такого уровня в СССР смогли достичь где-то в 60-х, если не позже.

У меня есть некоторый интерес к вопросам качества полиграфии, кроме всего прочего и в связи с сканированием. Но нужно иметь ввиду что у России в начале ХХ века больше не было собственного полиграфического машиностроения, исчезло в начале века под давлением конкурентов, так что развитие приходится отсчитывать с 1931. года. Ну а потом во первых опоздали с новыми технологиями, а во вторых распространяли печатную продукцию которая в других местах считалась бы браком.

[cross-track]

Bell пишет:

Старый пишет:
Пакт был умиротворением СССР со стороны Германии

Отдав СССР половину Польши, кстати.

По мнению Старого, Гитлер считал СССР колоссом на глиняных ногах, с которым Германия справится одной левой. И этому глиняному колоссу Германия пошла на невиданные уступки, отдав, в том числе, половину Польши. Вот такая логика!...

[cross-track]

Старый пишет:
Гитлер абсолютно здраво оценивал ситуацию. РККА оказалась именно такой какой он и предполагал.

Обратимся к документам. Вот выписка из письма Гитлера Муссолини:

43     ПИСЬМО ГИТЛЕРА МУССОЛИНИ ОТ 21 ИЮНЯ 1941 Г.
Дуче!
Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда длившиеся месяцами тяжелые раздумья, а также вечное нервное выжидание закончились принятием самого трудного в моей жизни решения. Я полагаю, что не в праве больше терпеть положение после доклада мне последней карты с обстановкой в России, а также после ознакомления с многочисленными другими донесениями. Я, прежде всего считаю, что уже нет иного' пути для устранения этой опасности. Дальнейшее выжидание приведет самое позднее в этом или в следующем году к гибельным последствиям.
...Таким образом, моя оценка общей обстановки сводится к следующему:
1. Франция все еще остается ненадежной. Определенных гарантий того, что ее Северная Африка вдруг не окажется во враждебном лагере, не существует.
...
6. Вступит ли Америка в войну или нет — это безразлично, так как она уже поддерживает наших врагов всеми силами, которые способна мобилизовать.
7. Положение в самой Англии плохое, снабжение продовольствием и сырьем постоянно ухудшается. Воля к борьбе питается, в сущности говоря, только надеждами. Эти надежды основываются исключительно на двух факторах: России и Америке. Устранить Америку у нас нет возможностей. Но исключить Россию — это в нашей власти.
Что касается борьбы на Востоке, дуче, то она определенно будет тяжелой. Но я ни на секунду не сомневаюсь в крупном успехе.
 Что бы теперь ни случилось, дуче, наше положение от этого шага не ухудшится; оно может только улучшиться. Если бы я даже вынужден был к концу этого года оставить в России 60 или 70 дивизий, то все же это будет только часть тех сил, которые я должен сейчас постоянно держать на восточной границе.

Как видите, Гитлер совсем не расчитывал на легкую прогулку в Россию, и понимал, что французкого варианта не будет. И РККА выдержала перве тяжелые неудачи, и опасения Гитлера, как видим, были не напрасными. Не был он дурачком, не был...